Похождения генерала Беляева в Америке
У знаменитого аргентинского писателя Борхеса есть новелла о том, как двое приятелей повздорили и схватились за кинжалы, принадлежавшие двум известным поножовщикам-дуэлянтам, мечтавшим, но так и не успевшим, сойтись в поединке. Один из спорщиков заколол другого. Согласно Борхесу, сражались не эти люди, а … клинки. Они давно искали друг друга «на длинных дорогах захолустья и наконец встретились».
С огромными условностями и оговорками история, придуманная писателем, может быть отнесена к Чакской войне между республиками Парагвай и Боливия – самой кровопролитной из тех, что пронеслись над Южной Америкой в ХХ столетии. Для нас она интересна тем, что одним из сражавшихся в ней «клинков» были русские эмигранты, а другим – воевавшие против них в I Мировую германские офицеры.
…Иван Тимофеевич Беляев, будущий генерал армий двух стран, почти антиподов, родился в 1875 году – через 5 лет после того, как закончилась «Парагвайская война», оставившая от ранее процветавшей латиноамериканской страны дымящуюся пустыню и превратившая ее из, как это ни удивительно на фоне местных гигантов, Бразилии и Аргентины, локомотива индустриализации континента в бедное захолустье. Парагвай потерял в ней около половины своей территории и бóльшую часть населения, в том числе не менее 9/10 его мужской доли; среди мужчин остались в основном малолетки.
Беляев заинтересовался Парагваем еще в детстве, найдя старинную карту его столицы – Асунсьона. Эта страна поразила его смелостью и мужеством своего народа, сражавшегося с захватчиками до последней возможности. Он стал изучать испанский язык, штудировал научные труды об индейцах, занимался географией и антропологией с дальним родственником, академиком Сергеем Ф. Ольденбургом, был принят в Императорское Географическое общество и начал писать первые работы по этнографии.
Уже в 1906 году, после внезапной кончины молодой жены, у Беляева родилась мысль об эмиграции в Парагвай военным инструктором. Однако идея служения родине удержала его в России.
В 1913-м увидел свет составленный им Устав горной артиллерии, горных батарей и горно-артиллерийских групп, который стал важным вкладом в развитие военного дела в нашей стране.
Во время I Мировой Иван Тимофеевич воевал на Кавказе, в Карпатах, участвовал в «Брусиловском прорыве». На ней он стал Георгиевским кавалером, получил чин генерал-майора, командовал батареей, отдельным артиллерийским дивизионом, затем – артиллерийской бригадой.
Не остался генерал в стороне от развернувшейся в России Гражданской войны. Беляев занимался артиллерией в Добровольческой армии – на дивизионном и корпусном уровне, налаживал работу по выпуску оружия для фронта на остановившемся Харьковском паровозостроительном заводе, затем, когда командовать Добровольческой стал генерал Кутепов, служил инспектором артиллерии с полной свободой действий в управлении всем артиллерийским хозяйством армии. После отступления белых Иван Тимофеевич эвакуировался из Новороссийска в Крым, а оттуда вместе с врангелевской армией в Константинополь.
За этим последовало «Галлиполийское сидение» – нахождение в русском военном лагере на северном побережье пролива Дарданеллы. Потом, с 1923-го, были Болгария и Париж.
Закономерно встал вопрос: что делать дальше, как жить? Вот тут-то и помогли детское еще увлечение индейцами, пристальный интерес к Парагваю, превосходное знание испанского языка, а также научные занятия этнографией и антропологией.
Вместе с тем, нахождение в эмиграции породило у Беляева идею создать за пределами советской России русский национальный очаг, «Русский ковчег», духовное пристанище для сотен тысяч изгнанников с родной Земли, где обычаи, религия и вековая культура их Родины, русские как народ могли бы сохраниться «до лучших времен». В Старом свете, в Европе, это было невозможно, тут нужен был Новый свет.
Он отправляется в Южную Америку: сначала в аргентинский Буэнос-Айрес, а в следующем году – в Асунсьон.
Здесь постепенно назревала война Парагвая с соседней Боливией за обширную малонаселенную область Гран-Чако.
Некоторые районы этой области после уже упоминавшейся «Парагвайской войны» захватили южноамериканские гиганты – Аргентина с Бразилией, но большая ее часть, Чако-Бореаль (Северное Чако) являлась предметом спора между Парагваем и Боливией.
Кстати говоря, последняя тоже пережила национальную катастрофу, но она была намного менее масштабной чем парагвайская. В 1884 году, после Второй Тихоокеанской войны, Боливия лишилась выхода к морю и обширных прибрежных территорий, став еще одной полностью «сухопутной» страной Южной Америки, каковой изначально был все тот же Парагвай.
Спор между этими континентальными «неудачниками» за Гран-Чако был вялотекущим. Не только освоение, но даже изучение данной области требовало огромных средств и усилий, однако и Боливия, и уж тем более Парагвай в те времена были очень бедными государствами даже по местным меркам. У них и без того хватало разных проблем.
Однако к началу нового, ХХ века Боливия стала богатеть на вывозе различных металлов – олова, меди, сурьмы, вольфрама, висмута, а также природного каучука. Постепенно у страны стали появляться внешнеполитические амбиции. И направиться они, в силу разнообразных причин, прежде всего исторических, могли лишь в сторону Парагвая – с которым как раз имелся давний территориальный спор за Чако-Бореаль.
Отметим, что Боливия превосходила своего юго-восточного соседа не только по экономическим и финансовым показателям, но и по численности населения – причем аж в 3,5 раза.
Между тем, Беляев начинает работу по организации русских колоний в Парагвае. Его интерес вызывают огромные неиспользуемые земли в Чако, способные вместить тысячи русских поселенцев и помочь воплотить в жизнь идею «патриотической эмиграции». Через белградскую газету «Новое время» он направляет призыв ко всем, кто хочет жить там, где может считаться русским, создать национальный очаг.
Властям в Асунсьоне на фоне территориального спора с Боливией это было как нельзя на руку. 29 июня 1924 г. военный министр Парагвая генерал Скенони передал согласие его президента Айялы на создание в этой стране русского «культурного ядра». Ивану Тимофеевичу было поручено организовать приезд в страну специалистов – инженеров, путейцев, конструкторов, геодезистов и т.д. для «содействия восстановлению экономики Парагвая».
На призыв Беляева в числе прочих откликнулись инженеры Шмагайлов, Пятицкий, Серебряков, Снарский, Яковлев, Воробьев, путеец Абраменко, конструктор Маковецкий, геодезист Аверьянов.
24 октября 1924 г. военный министр Парагвая Луис Риарт вызвал к себе Беляева и поручил ему организовать экспедицию в Чако-Бореаль. Там нужно было найти наиболее удобные места для расположения гарнизонов и определить места для создания будущих долговременных оборонительных сооружений, наблюдательных пунктов, коммуникаций и т.д. Также необходимо было подготовить генеральную карту района с отмеченными на ней местами для строительства оборонительных сооружений.
Беляев понимал, что выполнить это задание можно только вступив в тесный контакт с индейцами. В отношении них Риарт дал особые поручения.
Спорная область Чако и в ХХ веке оставалась малоисследованной. Ученых отпугивали слухи о свирепых племенах, которые там обитали, и они ограничивались изучением районов, прилегающих к берегам рек. Экспедиции француза Жюля Крево, американца Джона Пойджа, аргентинца Рамона Листа и некоторых других, пытавшихся исследовать этот край, в 1880 − 90-е гг. постигла трагическая судьба, что создало о нем дурную славу.
Поэтому русский генерал Беляев во многом стал первопроходцем практически неведомой науке части Южноамериканского континента. Всего он совершил в Чако-Бореаль 13 экспедиций. Первая состоялась в октябре-декабре 1924 года, последняя – в августе 1931 г. Каждая, как правило, длилась от двух недель до нескольких месяцев. Самая крупная продолжалась полгода. Составлялись подробные карты, делалось описание местности – с военной и с гражданской позиций, велись дневниковые записи. Крайне важным было нахождение взаимопонимания с племенами, населявшими Чако.
В составе экспедиций кроме военнослужащих Парагвая и индейцев-проводников принимали участие русские, успевшие к тому времени осесть в стране: братья Игорь и Лев Оранжереевы, капитан инженерных войск Орефьев-Серебряков, сын известного русского полярника, участника первых рейсов ледокола «Ермак» Георгия Экштейна Александр фон Экштейн-Дмитриев.
Беляев и его спутники нанесли на карту обширные участки неисследованных территорий, вошли в контакт с племенами, не знающими современной цивилизации, и разоблачили зловещие легенды, их окружавшие.
Территория Чако-Бореаль была открыта для науки и мира. На I Конгрессе Панамериканского института географии и истории, который состоялся в декабре 1932 г., парагвайский делегат Рамос Хименес обосновал право его страны на эту область целиком основываясь на географических открытиях, совершенных под руководством «отважного ученого, которому Парагвай обязан». Делегаты отметили заслуги Беляева как картографа, биолога и климатолога, который впервые составил целостное описание этого региона. Особо были отмечены этнографические находки Беляева.
Индейцы, с которыми он вступил в контакт в ходе экспедиций, считали его своим другом. Они проделывали долгий путь, чтобы встретится с ним. Дружба Ивана Беляева с местными индейцами помогла Парагваю остановить проникновение в Чако-Бореаль боливийцев.
И очень – для Асунсьона – вовремя, поскольку давний конфликт стал обостряться. Этому способствовало открытие в западной части спорного региона запасов нефти, которую стала разрабатывать американская «Стандарт Ойл». Она поддержала Боливию, тогда как британская «Ройял Датч Шелл» – Парагвай.
В конце 1928 г. начались вооруженные столкновения между подразделениями парагвайской и боливийской армий. Усилиями Панамериканского союза осенью следующего года боевые действия прекратились, однако обе стороны начали активно готовиться к их продолжению.
Боливия стала закупать в Европе и США новейшие по тем временам образцы вооружений и боевой техники. Прежде всего, эта страна обзавелась неплохими и значительными по местным меркам военно-воздушными силами. Кроме того, боливийская армия получила английские легкие танки, пулеметные танкетки, станковые и ручные пулеметы «Виккерс», французские гаубицы фирмы «Шнейдер», горные пушки – всего более 100 артиллерийских систем, немецкие пистолеты-пулеметы MP28/II, огромное количество боеприпасов. Каждой дивизии придавались два 20-мм зенитных автомата «Симаг – Беккер».
Нищий Парагвай с босоногими солдатами позволить себе такого не мог. Тем не менее, и он принялся создавать военную авиацию, а для наземных сил, в отличие от боливийцев, приобретал наиболее дешевые и надежные образцы вооружений – при этом очень удачно. Он закупил большое количество датских ручных пулеметов «Мадсен», американские станковые пулеметы «Браунинг» и «артиллерию для бедных» – 81-мм минометы Стокса-Брандта, стоившие в 3 раза меньше полевого орудия. Кроме того, они могли переноситься в разобранном виде на руках и спинах солдат, а их навесной огонь показал намного большую эффективность, чем стрельба ствольной артиллерии. Снабжать и обслуживать минометы также было намного проще по сравнению с ней. Поэтому в условиях джунглей и бездорожья они оказались буквально незаменимы.
Строительством боливийской армии традиционно занимались немецкие офицеры. Так, прибывший в эту страну в качестве главы германской военной миссии майор Ганс Кундт, отличавшийся особенной, удивительной даже для немца пунктуальностью и пристрастием к жесткой дисциплине, еще в 1911 году начал реорганизацию боливийской армии по прусской модели. С началом I Мировой он вернулся в фатерланд и воевал на Восточном фронте, т.е. против нас, русских. Кундт служил в штабе знаменитого генерала Макензена, командовал полком и бригадой. В 1920 г. он снова отправился в Боливию – теперь уже в звании генерал-майора. Там Кундт стал начальником штаба армии и министром обороны, возглавил программу перевооружения Боливии.
Помимо него, в эту страну отправилось множество других военных специалистов из Германии: потерпев поражение в Мировой войне, она была вынуждена сильно сократить свою армию, почти обнулить ее, и множество офицеров осталось не у дел, однако не желало отказываться от своего любимого ремесла.
Всего на боливийской службе находилось 120 немецких офицеров. В 1929 – 30 годы в число германских военных специалистов входил даже Эрнст Рём – руководитель «Штурмовых отрядов» нацистской партии, известный своей неуёмной боевитостью и педерастическими наклонностями. Другой нацист – Ахим фон Крис – заведовал в Боливии бронетехникой.
Кроме того, южноамериканская республика пригласила чешских военных советников и наемников-чилийцев. Отметим, что чилийская сухопутная армия также основывалась на германских традициях, а чешская как минимум отталкивалась от австрийско-имперского, т.е., по большому счету, тоже немецкого, наследства в военной области.
Тем временем обе конфликтующих стороны создавали в спорной области опорные пункты, состоящие из кучки глинобитных строений, которые гордо именовались «фортинами».
Один из них, фортин Карлос, находившийся у озера Питиантута – исключительно ценного источника питьевой воды для страдающих от ее отсутствия земель Чако-Бореаль, открытого одной из экспедиций генерала Беляева, 15 июня 1932 года был атакован и взят боливийцами. Через месяц с небольшим парагвайцы его отбили. В ответ боливийская армия заняла 3 новых парагвайских фортина, в т.ч. ставший впоследствии знаменитым фортин Бокерон.
Так началась большая Чакская война.
И если на стороне Боливии в ней, как говорилось выше, выступили немецкие офицеры и другие представители германской военной школы, то за Парагвай сражалась русская школа – белые офицеры-эмигранты. Именно они во многих отношениях создали армию этой южноамериканской республики.
У немцев имелся опыт I Мировой войны, в основном войны позиционной, окопной, а русские помимо такового принесли опыт войны Гражданской, маневренной, когда сравнительно малыми силами приходилось действовать на огромных пространствах в условиях недостатка ресурсов и различных коммуникаций. Такая война зачастую была гораздо больше похожа на развернувшуюся в Южной Америке Чакскую, чем I Мировая.
Русские знали своих визави по той, Великой, войне, они их очень неплохо «вычислили». Немцы же противника недооценили и не «просчитали», полагаясь на легкий успех в связи с огромным превосходством в силах и средствах. И просчитались.
Русские офицеры (начиная с Беляева) преподавали в парагвайских военно-учебных заведениях, были опытнейшими инструкторами пулеметного дела, знающими и даже учеными артиллеристами и артиллерийскими техниками, которые наладили работу в единственном в стране Асунсьонском арсенале, особенно в его отделе взрывчатых веществ, в лаборатории и в починочных мастерских, где они не только чинили орудия, винтовки и пулеметы, но и организовали производство авиабомб, ручных гранат и т.д.
Русские моряки дали свой многогранный опыт личному составу парагвайских речных канонерок, сыгравших в Чакской войне огромную роль, русские врачи и ветеринары поставили на должную высоту медицинскую и ветеринарную службу в армии, а русские топографы и во многом офицеры Генерального штаба значительно продвинули дело снабжения войск картами и планами, тогда как русские инженеры вместе с теми же офицерами Генштаба научили парагвайцев фортификации и дорожному строительству.
В сущности, не было ни одной области военного дела, в которой не отличились бы русские эмигранты в Парагвае и в которую они не внесли бы своих обширных знаний и опыта.
Из всех эмигрантов только русские немедленно после начала войны предложили свои услуги правительству Парагвая, причем не только в качестве тыловых специалистов разного вида, но и непосредственно как воины на поле боя.
Беляев в звании дивизионного генерала (генерал-лейтенанта), по его собственным словам, пребывал на «важнейших участках фронта», как знаток региона привлекался к разработке боевых операций и прежде всего занимался артиллерией. В апреле 1933 г. он стал начальником Генерального штаба парагвайской армии.
Имевший то же звание генерал Н.Ф. Эрн в качестве полевого инженера укреплял различные оборонительные позиции.
Капитан Русской армии, майор парагвайской службы И. Оранжереев, сотрудник Беляева, был начштаба 4-й дивизии.
ПВО Парагвая с нуля создал капитан Сергей Щетинин, и она успешно уничтожала вражеские самолеты.
Другие русские также играли важную роль в парагвайской армии. Так, был период, когда ¼ командиров полков и отдельных батальонов (саперных) составляли русские офицеры – 7 из 28. Командовали они также ротами, батареями, эскадронами и иными военными единицами.
При этом сами парагвайцы всеми силами стремились попасть в подразделения, у которых были русские командиры.
В рядах парагвайской армии оказалось около 80 русских офицеров – это не только генералы Беляев и Эрн, но и 8 полковников, 4 подполковника, 13 майоров и 23 капитана. Всего же за Парагвай сражалось порядка 3000 русских добровольцев, которые приехали в эту экзотическую страну.
Непосредственно на поле боя русские военные специалисты сыграли важную роль уже в «возвращении в родную гавань» вышеупомянутого Бокерона.
Но особенно отличились они в битве за форт Нанава с 10 января по 14 июля 1933 г.
Еще в начале 1925 г. Беляев предсказал, что в случае начала войны противник нанесет решающий удар именно здесь. Он превосходно картографировал данный район, тщательно изучил его топографию с точки зрения военного дела; по его совету парагвайцы воздвигли там новые укрепления и усилили гарнизон Нанавы.
А с началом боевых действий Беляев и Эрн заранее окружили Нанаву колючей проволокой, минными полями, отрыли и по всем правилам военной науки оборудовали окопы, возвели доты с пулеметами, создали ложные артиллерийские позиции, оснащенные в качестве «орудий» стволами пальм и крепчайшего дерева квебрахо, убийцы железных топоров, насытили оборону минометами.
И именно сюда направил главные силы генерал Кундт – сразу же после того, как в декабре 1932 года стал главнокомандующим боливийской армией. Он и его начальник Генштаба, генерал фон Клюг, задумали южноамериканский «блицкриг».
Немцы имели богатый опыт штурма сильно укрепленных позиций, полученный в Мировой войне, но прорвать линию обороны парагвайцев руководимые ими войска так и не сумели. Ни передовая авиация, ни артиллерия, ни даже танки и огнемёты не помогли. После нескончаемых массированных атак боливийские полки захлебнулись кровью. «Блицкриг» в джунглях не задался.
До конца года на фронтах наступило относительное затишье, Кундт же был отправлен в отставку. Однако боливийскую армию это не спасло. Парагвайские военачальники и русские «военспецы» начали наступление. В декабре у Кампо-Виа генерал Эстигаррибиа окружил и уничтожил две боливийские дивизии.
После этого парагвайцы, несмотря на численное превосходство противника, стремительно двинулись на северо-запад.
Ранее, заняв Чако-Бореаль, боливийцы получили огромные проблемы. Им, жителям гор, в отличие от парагвайцев категорически не подходил климат и местные условия в целом. Их коммуникации оказались чрезвычайно растянуты, при том, что дорог в Чако практически не было: только сомнительные, труднопроходимые «направления». Это усугублялось действиями диверсионных групп противника и местного населения: жившие в спорной области индейцы-гуарани в значительной степени ощущали себя парагвайцами.
Многому из вышеперечисленного крайне поспособствовали экспедиции Беляева, их успехи в деле картографирования земель, оставшихся для боливийских военных «терра инкогнита», и работа русского генерала с аборигенами, направленная на культивацию и укрепление у них парагвайской национально-государственной идентичности. Поэтому чакские гуарани широко участвовали в партизанском движении, наносившем огромный вред оккупационным боливийским войскам.
Их солдаты и офицеры нуждались во всем, от боеприпасов до питьевой воды, и просто-напросто голодали.
В течение 1934 года парагвайская армия заняла большую часть спорной области и достигла пределов собственно Боливии. Войска последней 10 – 16 ноября были разгромлены у форта Эль-Кармен. При этом немецкие офицеры бежали с поля боя, бросив своих подчиненных.
К 1935 г. та боливийская армия, которая вторглась в Чако-Бореаль, практически перестала существовать. Ее уделом стали плен или гибель. Парагвайцы же за время войны, помимо контроля за территориями, получили огромные трофеи в виде большого количества грузовых автомобилей, а также артиллерийских систем, бронетехники и т.д.
В конце мая они блокировали Вилья-Монтес, расположенный в нефтеносном районе 60-ю километрами севернее аргентинской границы. Обороной города руководил чехословацкий генерал Плачек.
Обе стороны в это время были уже предельно истощены и едва ли могли продолжать активные боевые действия, однако парагвайцы при этом фактически достигли целей своей борьбы.
Разбитые в войне боливийцы в поисках мира обратились в Лигу Наций. 11 июня при ее посредничестве было подписано соглашение о прекращении огня.
Мирный же договор стороны заключили в июле 1938 г. в Буэнос-Айресе. По его условиям 3/4 территории Чако-Бореаль закреплялось за Парагваем; Боливия получила остальное с узким выходом к реке Парагвай.
Казалось бы, наступило время, когда генерал Беляев может воплотить свою мечту о «Русском ковчеге».
Однако правительство и без того бедной, да еще и разоренной жестокой войной страны зачастую не могло оказать русским беженцам, оседающим на девственных территориях с экстремальными природными условиями даже минимальной поддержки. Поэтому нередко после того, как переселенцы усваивали азы жизни в Южной Америке, они переезжали в соседние Аргентину, Уругвай и Бразилию.
Кроме того, существенно изменилась обстановка в Европе. Сменилось руководство эмигрантских кругов, а в связи с приходом к власти в Германии партии Гитлера запахло «крестовым походом» на Восток. Парижской эмигрантской верхушке создание «Русского ковчега» в Парагвае представили как «подрыв тех мощных организаций, которым суждено с помощью Германии разгромить большевистскую Россию». Ее стараниями дело «патриотического исхода» в Парагвай было свернуто.
Отметим, что сам Беляев, понимавший немцев и Германию как никто другой, потенциальным «спасителем России от большевизма» Гитлера не считал, полагая надежды немалого числа эмигрантов на фюрера обманом и недомыслием – так же, как и испытавший нацистский режим на собственном опыте философ Иван Ильин. В Великой Отечественной войне генерал ясно и недвусмысленно поддерживал СССР, собирая деньги на помощь фронту.
Но если создать в Парагвае «Русский очаг» Беляеву в полной мере не удалось, то в положительном решении «индейского вопроса» он преуспел существенно больше.
Генерал стал директором Национального патроната по делам индейцев и создал «Декларацию прав индейцев», в которой выдвинул идею законодательно закрепить за аборигенами Чако землю их предков. По его мнению, индейцы от природы «свободны как ветер», они ничего не делают по принуждению и должны сами быть движителем собственного прогресса. Для этого нужно предоставить им полную автономию и вместе с ликвидацией неграмотности постепенно внедрять в их сознание основы современной культурной жизни, демократических ценностей, права и т.п. Однако не следовало разрушать сложившийся образ жизни аборигенов, их собственную культуру, быт, язык и религию, так как это только оттолкнуло бы их от мира и культуры «белого человека».
Со временем парагвайское правительство создало индейскую колонию-школу «Бартоломео де Лас Касас» и закрепило за оседлыми аборигенами Чако земельную собственность, а Беляева назначило Генеральным администратором индейских колоний.
Для аборигенов он стал непререкаемым авторитетом, пользовался их любовью и уважением; последние признали его почетным вождем – касиком. Дом Беляева в Асунсьоне всегда был полон индейцев, приходивших к нему из самых удаленных и диких уголков Парагвая, причем нередко – в виде, смущавшем людей, воспитанных на нормах европейской культуры.
Умер генерал в январе 1957 года. На три дня страна погрузилась в траур. Отпевали Беляева в Колонном зале Генерального штаба как национального героя, с отданием различных воинских почестей. У гроба его стояли первые лица государства, а за катафалком следовали толпы индейцев.
Тело генерала было передано Совету старейшин гуарани для погребения на территории индейских поселений…
Редакционный комментарий
…
Обсуждение
Об авторе: Станислав Хатунцев
Пишите нам свое мнение о прочитанном материале. Во избежание конфликтов offtopic все сообщения от читателей проходят обязательную премодерацию. Наиболее интересные и продвигающие комментарии будут опубликованы здесь. Приветствуется аргументированная критика. Сообщения: «Дурак!» – «Сам дурак!» к публикации не допускаются.
Без модерации вы можете комментировать в нашем Телеграм-канале, а также в сообществе Русская Истина в ВК. Добро пожаловать!
Также Вы можете присылать нам свое развернутое мнение в виде статьи или поста в блоге.
Чувствуете в себе силы, мысль бьет ключом? Становитесь нашим автором!
Было интересно почитать о необыкновенных русских!
Раньше доводилось больше читать о необыкновенных армянах.
А так – да, все люди Божии создания.
И индейцы Чако ничуть не какие инопланетяне, а те же потомки Адама с Евой, но сильно заблудшие. Да вот русский Беляев их вдохновил!
Спасибо за эту малоизвестную, но очень вдохновляющую историю очага “русского мира” в Южной Америке! Заслуги русских офицеров, инженеров и врачей перед Парагваем поистине удивительны и вызывают восхищение! А отношение генерала Беляева к индейцам, завоеванный у них авторитет и влияние на государственную идентичность напоминают мне о деятельности легендарного наказного атамана Черноморского казачьего войска (1842-52) Григории Антоновиче Рашпиле, именем которого названа одна из центральных улиц Краснодара. Правда, генерал Рашпиль служил Российской Империи, которой и отошли земли, освоенные под его руководством. А Беляев служил Парагваю, хотя изначально намеревался воссоздать на этих землях “русский мир”. Интересно, сохранились ли следы русской колонии в современном Парагвае?
Благодарю за оценку. Русские в Парагвае до сих пор водятся и их там уважают. Есть за что.
Если я правильно помню, Иван Беляев – отец второй жены отца Блока и, соответственно, дед его единокровной сестры Ангелины. Я интересовался им, когда делал энциклопедию Русского мира на Русском Архипелаге.
Вот как-то так. В любом случае, И.Т. Беляев – родственник Блока.